«Книги с чердака в деталях»: рассматриваем устройство старинных книг. Кликайте на фото для увеличения.
Блохинка хранит две книги из уникальной серии Серебряного века «Русские художники: собрание иллюстрированных монографий», посвященной художникам конца XIX — начала ХХ веков и изданной под общей редакцией И.Э. Грабаря. Он придумал этот проект вместе с филологом и искусствоведом И. Н. Кнебелем.
«Я же, огорчившись гибелью «Вестника искусства», подбил Кнебеля купить клише «Мира искусства» и теперь сижу над оборудованием монографий, вроде, скажем, Кнакфуса или, вернее, Мутеровской серии «Die Kunst». Разумеется, только большего, поневоле, формата, т.к. клише большого размера» (И. Грабарь).
«Задуманная мною серия монографий …от Кнакфусовских должна отличаться только тем изяществом и нарядностью, которая заключается в присутствии вкуса и в любви к книге, а не дороговизне. Словом, мне приятнее, что [бы] красоту ее делало творчество человека, которому монография посвящена, и этому всячески содействовали бы мы, а не Голике и Вильборг и Мейзенбах» (И. Грабарь).
С 1911 года до 1914-й вышло пять выпусков.
Московские издатели, в отличие от берлинских и лейпцигских коллег, тщательно подготовили справочный аппарат,сделали цветные вклейки-трехцветки,выполнили фигурный набор концевых и иногда начальных полос.
В книгах представлены фотоснимки эскизов, набросков, фрагментов картин. Тоновые репродукции в тексте, исполненные способом автотипии, и сам текст печатались в книгоиздательском товариществе, основанном в Петербурге в 1903 году Романом Голике и Артуром Вильборгом. Типография, оснащенная лучшим оборудованием, была удостоена звания «Поставщика двора Его Императорского Величества».
Цветные репродукции исполнены способом трехцветной автотипии в Праге и помещены на отдельных вклеенных листах серого паспарту.
Серийную марку издания на авантитуле выполнил «мирискусник» Е Лансере. На фоне вписанных в овал кремлевской стены и парящего над ней орла им начертан девиз. «Скована жизнь — свободно искусство» — один из дозволенных протестов против ужесточившейся после революции 1905 года цензуры в широком смысле этого слова. «Сатирикон», например, применял визуальный протест, совместив в комиксе «Идиотизмы русского языка» пропуск текста (отточие) и пропуск рисунка (оставляя пустое место). Журнал «Светоч» после вмешательства цензора мог выйти с демонстративно пустой обложкой, а «Лукоморье» — с обложкой, на которой черной цензорской краской замарана иллюстрация (подробнее
Первые три выпуска продавали в издательских переплетах, в трех вариантах. Можно было выбрать по вкусу и по карману либо зеленый/коричневый из коленкора с суперобложкой, либо предназначенный для библиофилов кожаный, или же, в нашем случае, простой картонажный переплет, но обклеенный обложечной бумагой с рисунком-раппортом «мирискусника» М. Добужинского. На передней крышке переплета – случай исключительный — создатели серии заслуженно запечатлели свои имена. В центре квадрат, в котором обозначены автор и название выпуска.
Итак, получено одобрение от Александра Бенуа. Открывать серию решили выпусками, посвященными М.А. Врубелю, И.И. Левитану, В.А. Серову, К.А. Сомову и М.В. Якунчиковой, то есть тем, чьи работы воспроизводились в «Мире искусства» — после ликвидации журнала клише репродукций с их произведений были приобретены Кнебелем.
Вып. 1: Яремич С.П. Михаил Александрович Врубель: Жизнь и творчество / Предисл. И.Э. Грабаря — [1911 ]. — 188 с., ил., 7 отд. л. цв. ил.; 1 л. портр. (фронт.). – (И. Э. Грабарь. Русские художники: Собрание иллюстрированных монографий).
Автор текста, Степан Петрович Яремич – живописец и акварелист, историк искусства, художественный критик и коллекционер западноевропейского рисунка. Он учился живописи в иконописной школе Киево-Печерской лавры, брал уроки у Н. Н. Ге. Работал в антрепризе Дягилева. На выставке «Мира искусства» 1903 года представлял большое панно «Купание Дианы» (по эскизу А. Н. Бенуа). Преподавал в Рисовальной школе Общества Поощрения художеств. Позже заведовал реставрационной мастерской Эрмитажа.
Степан Петрович был не только почитателем таланта Врубеля, но также человеком, хорошо его знавшим лично: они вместе гостили у Ге под Черниговом, расписывали Владимирский собор в Киеве: «Кто взял на себя подвиг искусства, тот найдет в жизни Врубеля великий образец, опору и утешение… Ясный и возвышенный строй ума Врубеля сохраняет свой аромат и прелесть свежести в самые трагические моменты жизни».
В апреле 1910 года Грабарь предложил Яремичу взяться за работу над монографией о Врубеле – три-четыре печатных листа, сто рублей за лист. Яремич предупредил, что до осени будет собирать материал, поскольку «если его не собрать теперь, то он будет потерян навсегда» — 1 апреля 1910 года М.А. Врубель умер. В майском письме Грабарь выслал Яремичу сотни оттисков с клише врубелевских работ и сообщил о подготовке четырех клише в технике трехцветной автотипии для вклеек— репродукции с двух акварельных эскизов фресок Киевского Владимирского собора, а также с картин «К ночи» и «Царевна Лебедь».
В итоге получилась «прекрасная вещь — умно, интересно и даже с художественностью написана. И Врубеля мне стало еще жальче и еще жальче» (И. Т. Репин).
Биография нашего экземпляра получается миниатюрной: ни экслибрисов, ни библиотечных штампов.
В нашей библиотеке книга числилась в фонде абонемента, то есть выдавалась на дом, а библиотекари иногда по-детски доверчивы. Исчез не только фронтиспис – портрет Врубеля. С серого паспарту улетела «Царевна-Лебедь», увы. Обнаружены и другие утраты.
Оторван корешок, голубого цвета каптал ничем не прикрыт. Форзац, а также задняя крышка переплета заботливо, но неумело подклеены миллиметровой бумагой.
Некогда книга послужила владельцам подсвечником – на задней крышке переплета отчетливо проступают семь ожогов. Позволим себе предположение. Семь свечей — в самых разных традициях знак, символизирующий возрождение. Зажечь свечи на подоконнике в канун Рождества — призвать, впустить в дом Бога: по легенде, Мария и Иосиф стучали в дома, ища пристанища перед рождением Иисуса, но их не впустили, не зажгли светильники. Чем больше свечей, тем ярче благодать засияет в мире. Обгорелые пятна на рисунке Добужинского залиты воском – свечи сгорели дотла. В котором году прошедшего столетия владельцы положили иллюстрированную монографию о Врубеле на подоконник и зажгли светильник в надежде на чудо?
«Единственному моему другу без фальши» — некая неизвестная нам Рита оставила пронзительную надпись на сериальной обложке в октябре 1937 года. Рита не могла подарить столь дорогому ей человеку испорченную, уже обгоревшую книгу. Дальше применим фантазию: быть может, драгоценная реликвия, имеющая для владельцев не только художественную, но и эмоциональную ценность, поддержала их мольбу, без фальши? Помните, о чем просила булгаковская Маргарита в те жестокие времена – «и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было», надеясь, что «ничего страшного уже не будет»? «Не бывает атеистов в окопах под огнем», а подсвечника просто не нашлось под рукой.
Монография была издана тиражом 15 тысяч экземпляров. Изначально том в коленкоровом переплете стоил 4 рубля 50 копеек. В нашем варианте — картонажном — 3 рубля 50 копеек. Библиотекой он был приобретен в 1956 году в Лавке писателей за 100 рублей.
P. s. Штамп «Лавки Писателей» на нахзаце нашего раритета дает повод обернуться на сто лет назад и заглянуть в историю книжного мира, и в частности – «Автографического издательства».
Первая «Книжная Лавка Писателей» открылась в Москве в 1918 году. Концепцию оригинального акционерного общества придумал искусствовед Павел Павлович Муратов – создатель доныне переиздающихся, непревзойденных «Образов Италии».
Кооператив «Книжная Лавка Писателей» был «пожалуй, единственным в России культурным и торговым учреждением, пронёсшим свою внутреннюю и внешнюю независимость сквозь страшнейшие годы разрухи, террора и крушения духа» (М. Осоргин). Торговать за прилавком литераторов вынуждала разруха – раздобыть пропитание литературным трудом стало невозможно. Все обязанности – продавцов, кассиров, приказчиков, вплоть до уборки и погрузки – исполняли акционеры. «Всегда с удовольствием и особой нежностью вспоминаю время, когда я стоял за прилавком книжной Лавки Писателей в Москве» (М. Осоргин). В Лавке служили и Борис Зайцев, и Николай Бердяев, и историк Алексей Дживилегов, и В. Ф. Ходасевич.
«Когда стало невозможно издавать свои произведения, мы надумали издавать коротенькие вещи в одном экземпляре, писанном от руки. Сделали опыт – и любители автографов заинтересовались. Ряд писателей подхватили эту мысль, и в нашей витрине появились книжки-автографы поэтов, беллетристов, историков искусства, представлявшие самодельную маленькую тетрадочку, обычно с собственноручным рисунком на обложке» (М. Осоргин).
«Книжки хорошо раскупались и расценивались прилично, а у нас рождалась иллюзия, что продукты нашего писательского творчества все же публикуются и идут к читателю» (М. Осоргин).
Тридцать три автора сотворили около 250 уникальных книг на бумаге, картоне, бересте, мешковине, дереве, неразрезанных листах денег – РГАЛИ хранит то, что сбережено временем, отдельной коллекцией.
Менялась парадигма, и Осоргин, а также Бердяев, Лосский, Франк и многие-многие другие книжные люди вынужденно отбывали за границу «философскими пароходами», «увозя Россию с собой». Смысл существования Лавки исчерпался, налоговая тяжесть – расцветал НЭП – стала невыносимой, и Лавку ликвидировали.
Вторую московскую «Книжную лавку писателей» организовал букинист Д.С. Айзенштадт в 1929 году.
В 1931-м правление Всероссийского союза советских писателей превратило ее в распределитель: «Вообще же, книги, наиболее интересные и нужные для писателя, не поступают в общую продажу, а бронируются для распределения исключительно среди писателей. Со дня открытия Лавки при покупке букинистических книг писатели также пользуются установленной скидкой».
Летом 1932 года Лавку перевели с Моховой на улицу Горького, в дом 26. «На первом шла обычная книжная торговля. Второй этаж был предоставлен писателям. Здесь спокойно, за столиком, они знакомились с книгами, здесь же велась продажа книг. Наиболее почитаемыми книгами были антикварные и иллюстрированные издания XVIII и XIX веков. В Лавке писателей составили свои замечательные библиотеки писатели Вс. Иванов, Л.М. Леонов, В.Г. Лидин, Демьян Бедный, Н.П. Смирнов-Сокольский и многие другие известные книголюбы» (Л.А. Глезер). «Почти каждый день, выходя в любом направлении, я неизменно попадаю на улицу Горького, в заваленную книгами комнатушку на втором этаже дома № 26. Зайдите в дни самых яростных литературных боёв в нашу Книжную лавку, и вы застанете там представителей всех враждующих сторон, мирно занятых выуживанием желанных книг» (Б. Ясенский, 1935).
За книжками и просто так
Сюда в часы рабочие
Приходят Федин, Фиш, Маршак,
Катаев, Прут и прочие.
При всём при том,
При всём при том,
При всём при том, при этом,
Мы тут прозаика найдём и встретимся с поэтом.
(В. Масс и М. Червинский)
В 1947 году Лавка переехала на Кузнецкий мост, 18, что и было предпоследним адресом обитания нашей реликвии. Вы можете заглянуть мимоходом в некогда полузакрытый распределитель – он превратился в букинистический магазин «Центральная книжная Лавка писателей».