«Моя душа, обвив мечту свою, / Не отдаёт её небытию…»
«Книги с чердака в деталях»: рассматриваем устройство старинных книг. Кликайте на фото для увеличения.
В 1907 год московское издательство «Заратустра» выпустило драму Ж. Роденбаха «Покрывало» в переводе Эллиса.
Книга в издательском переплете, сохранилась мягкая оригинальная обложка. На задней сторонке обложки – отсылка в книжные магазины «Труд», в Москве и Петербурге. Цена 50 копеек.
В книгу вложена листовка с односторонней печатью – перечень изданий в переводах Эллиса, в том числе дневник Бодлера «Мое обнаженное сердце». Готовились к выпуску в 1908-м «Новая жизнь» Данте и «Цветы зла» Бодлера. «Знать Бодлера обязательно, необходимо именно людям революционного лагеря, хотя марксисты этого не понимают. Известно ли вам, что Бодлер – самый большой революционер XIX века, и перед ним Марксы, Энгельсы, Бакунины и прочая сотворенная ими братия просто ничто?» (Эллис, по воспоминаниям Н. Валентинова). «Отдельные вещи Бодлера многие переводили: и Брюсов, и Бальмонт, и Мережковский, но никто из них так хорошо, как Эллис, не знал Бодлера и не был таким его поклонником» (Н. Валентинов).
Почему Эллис взял для перевода «Покрывало»? Наш раритет опубликован в 1907 году – в момент взлета Эллиса. «… Если до начала сотрудничества Эллиса в «Весах» (1907 г.) его воспринимали прежде всего как начинающего поэта, не лишенного творческого потенциала и способного к совершенствованию, то в 1909 г. к Эллису относятся уже как к переводчику и критику, чьи стихотворные опыты являются лишь неудачной попыткой поэтического воплощения теоретических идей» (Я. Усачева). Эллис становится известным как теоретик символизма – и переход к работе над символистской драмой Роденбаха был логичным: «…Имеет смысл сказать, что в то же самое время Эллис читал и другую лекцию о Бодлере, включенную в своеобразную трилогию – «Бодлер. Роденбах. Верхарн», более подробных сведений о которой нам обнаружить не удалось» (Н. Богомолов).
«Понимаешь, – седой человек, лысый; докладывает, как студент на экзамене, мне: Брюсов ближе-де ему таких-то писателей; а Роденбах нам-де нужней Златовратского. А? Понимаешь? Моя пропаганда!..» (Эллис, по воспоминаниям А. Белого).
«Эллис же в драной сорочке, горбя широкие плечи, тряс пальцем, кропя всех слюною: Бодлер, Роденбах, Брюгге! Не оторвешься: «Бакунин»! Поехало: до шести утра!» (А. Белый, из мемуаров).
За более чем столетнюю свою жизнь книга не зачитана, не затрепана: кто бы стал в двадцатом веке перечитывать «Покрывало» Роденбаха, кроме специалистов по символизму? Но открываем титульную страницу – и это как нумизмату найти константиновский рубль.
Почему переводчик – Эллис – называет себя «Лёвой»? Лев Львович Кобылинский (1879-1947), незаконный сын известного педагога Поливанова, носивший фамилию своей матери, имя свое не любил. Он «считал его комическим: травоядная жертва под конвоем двух хищников», и заменил, как считалось, прозвищем суккуба, женщины-демона Эллис из тургеневских «Призраков». Однако происхождение псевдонима некоторыми исследователями оспаривается.
«Что касается происхождения литературного псевдонима «Эллис», то А. Цветаева не раз говорила (но никогда не писала!), что он взят из повести И. С. Тургенева «Призраки». Цветаева рассказывала, никогда, впрочем, не упоминая о женской сущности призрака, что у него были яркие красные губы, такие же, какими отличался Л. Л. Кобылинский. Этот штрих его портрета встречается и в "Чародее" М. Цветаевой: "Над раскаленным, вурдалачьим, тяжелым ртом..." Вместе с тем, в повести И. С. Тургенева отсутствует специальный акцент на красных губах бледного призрака. В связи со сказанным, правдоподобно будет предположить несколько иное происхождение псевдонима "Эллис". Первоначально он мог явиться из слитного прочтения начальных инициалов имени и отчества Льва Львовича Кобылинского: Л. Л. – «Эльэль» – Эллис, облегчающим русифицированное склонение этого, подчеркнем, теперь уже мужского имени. После знакомства с сестрами Цветаевыми он мог ad hoc предложить своим юным поклонницам более романтическую версию своего псевдонима» (Гений памяти. Переписка А. И. Цветаевой и П. Г. Антокольского. М. 2000. С. 56 – 57 (комм. Г. К. Васильева и Г. Я. Никитиной))» (подробнее ).
Однако для тех, с кем Эллис дружил с юности, он «Лёвой» оставался. Так в письме 1908 года обращается к нему М. Волошин: «Дорогой Лева, мне очень хочется послать тебе эту статью о Брюсове, порожденную во многих своих частях нашими разговорами…»
Теперь – кто адресат Льва Кобылинского, «Боря»?
Первым мужем Анастасии Цветаевой был Борис Трухачев, но Лев Львович познакомится с ним только в 1911 году.
Быть может, это один из трех московских Борисов, ставших великими? Зайцев, Пастернак, Бугаев.
Борис Зайцев – на последней странице книги анонсируется «Крестовый поход детей» Марселя Швоба в переводе Б. Зайцева. Зайцев упоминает, что с Эллисом был знаком: «Андрей Белый тоже был наш, но не так близко-лично, и на наших собраниях, у меня, или Ярцева, кончавшихся иногда на рассвете, не участвовал. Но зорист, и упорный, был тогдашний ближайший друг его Эллис, – в то время бодлерианец и мистик, с большой исступленностью. Он писал нам мистические стихи, переводил Данте и всегда был готов к крайностям».
«…В том же тоне отвращения к последователям написаны… и статья «Наши эпигоны» Эллиса. Алексей Толстой в первом восприятии и Гумилева, и «весовских» критиков сливается с Борисом Зайцевым, которого Эллис выделяет в качестве эпигона эпигонов, Куприным, Андреевым и др» (Е. Толстая, подробнее ).
«…Из чайной, в пять с половиною, Эллис шел в «Дон»: работать, то есть строчить перевод иль очередной манифест в «Весы», после которого валились от ярости – Стражев, Вячеслав Иванов, Борис Зайцев…» (Андрей Белый).
Нет, не мог Эллис обратиться к Зайцеву «милый друг».
Борис Пастернак упоминал в автобиографическом очерке «Люди и положения» мусагетовский кружок: «Вокруг издательства «Мусагет» образовалось нечто вроде академии. Андрей Белый, Степун, Рачинский, Борис Садовский, Эмилий Метнер, Шенрок, Петровский, Эллис, Нилендер занимались с сочувственной молодежью вопросами ритмики, историей немецкой романтики, русской лирикой, эстетикой Гёте и Рихарда Вагнера, Бодлером и французскими символистами, древнегреческой досократовской философией». Если бы Пастернак сошелся с ним тогда, он мог бы через него познакомиться с сестрами Цветаевыми, в доме которых Эллис бывал, – и главная поэтическая дружба в его жизни началась бы много раньше, – «но как раз к Эллису он не чувствовал влечения, потому что не любил экстравагантности», считают современные исследователи. Следовательно, и не Пастернак.
Остается Борис Бугаев (1880-1934), ставший известным под псевдонимом Андрей Белый. Дружбу с Кобылинским он ярко обрисовал .
«Лев стал «Эллисом»; до тринадцатого года он сплетен с моей жизнью»
«Он вызвал во мне впечатление затона, в котором таится всплывающая из глубин своих рыбина; не было афористической ряби, играющих малых рыбеночек, пырскающих и бросающих вверх пузырьки парадоксов, к которым привык я, внимая – Рачинскому, Эллису; он говорил тяжело, положительно, кратко, с ирихрипом, с немногими жестами, стряхивая пепелушки; а все-таки «мудрость» дышала в скупом этом слове; а легкость, с которою будто бы он соглашался на все, была косностью, ленью; прижми его крепко к его же словам: «Может быть, это так», – он возьмет их назад.
— «А пожалуй, я думаю, что и не так… Знаешь, Боря, – не так».
Не свернешь!»
Отметим: Андрей Белый для «Лёвы» – «Боря». Их сдружил Московский университет. Эллис после 7-й московской гимназии поступил на юридический факультет, изучал экономику, считал себя марксистом, готовил диссертацию. В 1901-м он организовал с математиком Андреем Белым кружок «Аргонавты»: «Душою кружка – толкачом-агитатором, пропагандистом был Эллис; я был идеологом» (А. Белый). Затем они вместе основали издательство «Мусагет».
«Душа глубочайшей загадочности и оригинальности» – так А. Белый говорил об Эллисе.
«А. Белый -- намек, знамение, предвестие!.. Первое знамение будущего явления «новых людей».
«…Я невыразимо презираю всю современную русскую литературу, кроме творений Брюсова и особенно А. Белого. Я надеюсь только на далекое будущее, ибо рус<ская> литература всегда развивалась не преемственно, а большими скачками, таинственно, своеобразно, неуловимо» (Эллис).
Затем друзья увлеклись антропософией, и в сентябре 1911 года Эллис навсегда уехал из России, сопровождая Штейнера.
А в конце сентября 1913 года Эллис отправляет в «Мусагет» написанный летом антиантропософский трактат «Vigilemus!». Что и стало причиной разрыва их с Белым дружбы.
«Белый, будучи тогда убежденнейшим штейнерианцем, протестовал против издания книги Эллиса, требовал сделать в ней ряд купюр», сохранилась с правкой и вычеркиваниями Белого.
На полях «Покрывала» остались пометы карандашом. Андрей Белый предисловие Эллиса к Роденбаху в подаренной книге изучал, он его цитировал. Значит ли это, что отчерки на полях нашего раритета сделаны его рукой? Или же рукой «Лёвы», дабы обратить внимание друга на главные смыслы?
Андрей Белый скончался 8 января 1934 года в Москве. Раритет из его личной библиотеки переместился во всесоюзную: печать Ленинки, технические пометы 2 декабря 1948-го.
В 1955-м печать Ленинки погашена. И книгу – из Серебряного века, из рук русских символистов, – получила Блохинка.
P. s. Эллис, Андрей Белый, сестры Цветаевы: про дружбу, любовь и «дремучем лесе символов» «Покрывала».
Марина и Анастасия Цветаевы познакомились с Эллисом в 1908-м, в Москве, в доме Л.А. Тамбурер: «Весна – частые приходы Эллиса – Л.Л. Кобылинского, овеянные фантастикой его вымыслов и перевоплощений, чтение стихов Бодлера» (подробнее ). «Театрализованным фантазиям не было предела». Как это происходило, рассказано в «Воспоминаниях» Анастасии и в стихотворениях Марины – «Первое путешествие», «Второе путешествие». Мотивы воображенных ими втроем путешествий М. Цветаева развила в поэму «Чародей» и посвятила ее сестре.
Он был наш ангел, был наш демон,
Наш гувернер – наш чародей,
Наш принц и рыцарь. – Был нам всем он
Среди людей!
«Однажды мы с Асей, зайдя к нему вместо гимназии, застали посреди его темной, с утра темной, всегда темной, с опущенными шторами − не выносил дня! − и двумя свечами перед бюстом Данте − комнаты − что-то летящее, разлетающееся, явно на отлете − ухода. И, прежде чем мы опомниться могли, Эллис: − Борис Николаевич Бугаев.
... собой взлетают в стороны руки, обняв воздух, глаза стали светлы и рассеянны, и уже летит к нам из передней в залу не Эллис – Андрей Белый!» (М. Цветаева).
В 1906-м Эллис, возможно, спас Андрею Белому (или же Блоку?) жизнь: «Белый гостил у Блока в усадьбе Шахматово Московской губернии. Здесь Блок встретил свою Прекрасную Даму – Л. Д. Менделееву. Молодая женщина очаровала друзей Блока, которые окружили ее восторженным поклонением. Молодые люди, блуждавшие в мистических дебрях, грезили о Небесной Деве и жаждали увидеть ее земное отображение. Все началось с рассуждений Белого о Вечной Женственности, воплощением которой была для него Любовь Дмитриевна... Летом в Шахматове появился секундант Белого (Эллис), который привез Блоку вызов на дуэль. Его радушно встретили, накормили обедом и убедили, что повода стреляться не существует, а он, в свою очередь, уговорил Белого отказаться от этой затеи» ()
Это ли не свидетельствует о настоящей мужской дружбе? Известна еще одна, более поздняя история. В 1910-м в библиотеке Румянцевского музея, где директорствовал отец знаменитых сестер И. В. Цветаев, с Эллисом произошел досадный инцидент. По небрежности или рассеянности он вырезал страницы из библиотечных экземпляров написанных им же книг. И когда выяснилось, что именно тот самый раздражавший Ивана Владимировича пресловутый Эллис привел в негодность книги, Цветаев поднял шум. Эллиса «объявляли вором, человеком, лишенным всяческой культуры, моральных принципов, порядочности и воспитания». Ущерб был возмещен моментально, но делу все равно дали ход и 27 октября оно разбиралось в суде. Иван Владимирович надеялся, что дочери теперь откажутся принимать Эллиса в доме.
«М. Цветаева посылает Эллису письмо и стихотворение «Бывшему чародею», где и поэтически и «прозаически» она утверждает мысль, что он волен как поэт «раскрасть» хоть пол-музея, что он невиновен, и даже фраза «Если с вами что-нибудь сделают, я застрелюсь!» ().
«У Эллиса нашлись и другие друзья (в том числе друзья его покойного отца), которые постарались замять скандал, доказывая, что он, как поэт, просто человек рассеянный, и вырезки собирался делать из собственного экземпляра книги, принесенного с собой (??) в библиотеку, и просто перепутал казенное издание с личным... А Андрей Белый даже стал распускать слухи, что господин Цветаев и Эллис оказались соперниками в любви к одной и той же даме, и именно успех Эллиса в амурных делах стал скрытым поводом для скандала...» (М. Цветаева).
Приняв «жар ее защиты за признание в любви», Эллис просит Марину стать его женой. И получил от Цветаевой тонкий, грустный отказ – стихотворение «Ошибка»:
…Нельзя мечту свою хватать руками,
Нельзя мечту свою держать в руках!
Нельзя тому, что было грустью зыбкой,
Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!»
Твоя любовь была такой ошибкой, —
Но без любви мы гибнем, Чародей!
«Сам же он проповедовал нам теорию собственного раздвоя, напоминавшую учение о двойной истине; но базировал ее на поэзии соответствия Бодлера: в центре сознания – культ мечты, непереносимой в действительность, которая – падаль‐де; она – труп мечты»» (Андрей Белый).
Стихотворение Цветаевой и комментарий Белого созвучны словам из эллисовского предисловия: «Любовь вечно ищет тайны, но тайна всегда ускользает от любви, а без любви сердце умирает – такова главная идея символической драмы Ж. Роденбаха "Покрывало”!» Герой драмы влюбляется в монахиню. По уставу своего ордена она должна всегда покрывать голову. Воображение героя создает идеальный образ скрываемых волос. Но вдруг он видит монахиню без покрова:
Увы! моя любовь, что грезу соткала
Из неизвестности, навеки умерла!..
Лишь поднят был покров, всё, что мечту пленяло,
Исчезло без следа – сестра другою стала!
… Любовь не переносит
Обидной ясности и вечно тайны просит!..
Инскрипт на титульной странице (взятый Эллисом из его же предисловия к Роденбаху): «Сущность мечты – созидание нового мира, более прекрасного, чем всегда слишком грубая и печальная действительность».
И Эллис более не бывает в московском доме Цветаевых. Он посетит Анастасию с мужем в 1911-м в Германии, в берлинском отеле Russischer Hof, безуспешно уговаривая их послушать лекцию Рудольфа Штейнера. В 1914-м «Мусагет» издал книгу Эллиса «Арго», где «Прежней Асе» посвящено стихотворение.
Эллис, вместе с Иоганной ван дер Мойлен - также бывшей ученицей Штейнера, время Первой мировой провел в Италии и Швейцарии, затем они жили в Локарно. Эллис занимался эзотерикой и космологией, культурой Средневековья. В начале 1930-х перешел в католичество, посещал службы в монастыре Madonna del Sasso. «Поистине – «экономист-пессимист-бодлерист-дантист-оккультист-католик» (А. Белый).
В книге Марины Цветаевой «Волшебный фонарь» – пять стихотворений, обращенных к Эллису. Она напишет о нем не только в стихах и не только в очерке об А. Белом «Пленный дух». Сохранился текст «Моя судьба — как поэта…», где в один ряд с Т. Чурилиным, О. Мандельштамом, М. Волошиным Марина Ивановна ставит Эллиса: «Разбросанный поэт, гениальный человек».
P. p. s. Для полной убежденности проведен поиск в сети. Среди представлен экземпляр Данте Алигьери «Божественная комедия», изданный в переводе В. В. Чуйко в Санкт-Петербурге в 1894 году. На нем стоит дарственная надпись: от «Лёвы» – «Боре». Адресат тоже идентифицирован как Борис Бугаев (Андрей Белый). Владелец раритета пишет: «Экземпляр, имеющий чрезвычайное значение для истории русского символизма: он был преподнесен Эллисом Андрею Белому с назидательным автографом: «Дорогому Боре / от / Левы / в подарок / для вечного погружения / «Divina Comedia» Данте Алигиери / поэта поэтов и сверх-человека / Эллис».