В романе Германа Гессе «Степной волк» Гарри Галлер учится танцевать под джаз-оркестр и переходит некий рубеж, вступая в совершенно иное – бессознательное — измерение бытия. Гессе сумел выразить фундаментальное свойство джаза, его глубинную эстетику и верно передал особенности ее воздействия.
Харуки Мураками, бывший владелец джаз-кафе, в романе «К югу от границы, на запад от солнца» создал ощущение блюзовой тоски. «Я люблю книги Трумана Капоте, Рэймонда Чандлера, Фрэнсиса С. Фитцжеральда, Рэймонда Карвера. Я учился писать у них. … Я разбирал их произведения и собирал опять, как часы».
«Охота на овец»: «Вся «Охота на овец» строго держится на джазовых приемах. Дана тема (главная — одна), задано еще несколько тем (если это роман, то, как минимум, речь идет о джазовом трио, если не о целой «джаз-банде»), а дальше бесконечное количество импровизаций и вариаций на заданный мотив, которые перемежаются и никогда не повторяются в прежнем (изначальном) виде. В музыке это тоже порой похоже на полную анархию, но надо лишь иметь неплохой слух, чтобы расстаться с этой иллюзией. «Раскрутка» окрашена минором Скуки и Ностальгии, перемежающимся патетическим мажором социально-общественной рефлексии» (подробнее: ).
Вольфганг Борхерт: «Теперь наша музыка — джаз. Взвинченный, нервный джаз — наш кумир. Бешеный, жаркий мотив, простроченный воем ударных, — кошачий, скребущий вой… А утро наше полно одиночества. И это наше одиночество утром — как стекло. Прохладно и хрупко. И прозрачно насквозь Мужское одиночество… Мы — поколение без привязанностей и без глубин. Наша глубина — бездна. Мы — поколение без счастья, без родины, без прощанья. Наше солнце — скудно, наша любовь — жестока, наша юность не ведает юности… Итак, мы поколение без бога, ибо мы — поколение без привязанностей, без прошлого, без признания». Созвучно мировосприятию американских писателей «потерянного поколения», однако написано в послевоенной Германии.
Борис Виан был джазменом, и в «Пене дней» [читайте в переводе Лилианны Лунгиной] имя героини — отсылка к джазовой композиции Дюка Эллингтона. Название «Осень в Пекине» — антоним названия джазовой композиции «Апрель в Париже» Вернона Дюка.
Джазовым, или блюзовым, романом часто называют «Игру в классики» Х. Кортасара. «Кортасар предлагает читателю игру, цель которой — выход из традиционного линейного движения прозы: вы можете читать этот текст привычным способом — от первой к последней странице, а можете, повинуясь авторским подсказкам, перепрыгивать через главы и части, через Сену и Атлантический океан, отыскивая ваш собственный ключ к шифру» (подробнее: перейти по ссылке). Вполне в джазовой манере написана и повесть Х. Кортасара «Преследователь». В этом тексте музыка присутствует не просто в качестве темы, но и в качестве сюжетной, смысловой и концептуальной составляющей.
«Джонни, одержимый чем-то, чего никогда не одолеет его скудный интеллект, но что медленно вливается в его музыку, заставляет трепетать его тело, готовит его к какому-то броску, для нас непостижимому». «…что нам кажется ужасающе прекрасным, – страстное томление, ищущее выхода в этой импровизации, где звуки мечутся, вопрошают, отчаянно стучатся в закрытую дверь. Джонни вовек не понять (ибо то, что он считает своим поражением, для нас - откровение или по крайней мере проблеск нового), что его «Amour’s» – одно из величайших джазовых творений».
«Я не знаю, есть ли этот бог, я играю свою музыку, я делаю своего бога».
«Когда учитель раздобыл мне сакс, …мне показалось, что я сразу понял. Музыка вырвала меня из времени… нет, не так говорю. Если хочешь знать, я почувствовал, что музыка, да, музыка, окунула меня в поток времени. Hо только надо понять, что это время ничего общего не имеет… ну, с нами, скажем так».
(Подробнее: ).
Можно ли увидеть музыку? Да, в текстах Милорада Павича, поэта, прозаика, доктора философских наук в области истории литературы. Он также сделал читателя соавтором своих произведений, введя в роман разные способы чтения («это как джаз»). Музыка сопровождает все романы безработного профессора, подрабатывавшего джазовым музыкантом: «Объединить предельную серьезность проблемы и предельную легкость формы, вот к чему я всегда стремился». «Хазарский словарь», «Внутренняя сторона ветра», «Пейзаж, нарисованный чаем» — нелинейная эстетизированная проза. «Пейзаж, нарисованный чаем» написан в форме кроссворда, который можно читать как по горизонтали, так и по вертикали. В детективном романе «Уникальный роман» автор всерьез дает возможность читателю стать соавтором романа, оставляя пустые страницы для написания собственной версии, или выбрав один из сотни возможных финалов.
П. Вежинов, «Барьер». «Фантастическое существует, пока сохраняется неуверенность в выборе мотивировки (реалистической или фантастической) и двойная интерпретация фабулы. Дезориентирующее путешествие Манева, открывающее книгу, и есть вступление героя в rite de passage [обряд посвящения]. Переход от вербальных средств общения на язык музыки и язык чувств» (подробнее: ). Музыка в «Барьере» открывает и ведет тему полета. Сопряженность полета и музыки задается изначально образом-цитатой из стихотворения Бориса Пастернака «Импровизация» (1915). В экранизации руки композитора на клавишах пианино, показанные крупным планом, являются визуализацией первой строки стихотворения а: «Я клавишей стаю кормил с руки…».
Э. М. Ремарк, «Жизнь взаймы» (авторское название «У неба нет любимчиков»). «Лилиан не испытывала желания видеть Клерфэ, но ей нравился приглушенный гул моторов, который проникал повсюду, даже в тихие апельсиновые рощи. Его приносил к Лилиан ветер вместе с густым ароматом цветущих деревьев, и гул этот, напоминавший сверхсовременный ритм, отбиваемый барабанами джунглей, сливался с шумом прибоя. То была странная музыка, но Лилиан казалось, что она слышит голос Клерфэ».
«Все они стремятся либо к приключениям, либо к бизнесу, либо к тому, чтобы заполнить шумом джазов пустоту в себе». «И Монмартр и Монпарнас, хотя и с некоторым опозданием, все еще переживали послевоенный угар. Пестрые логова кабаре и ночных ресторанов были окутаны дымом. Казалось, они находятся под водой».
Жан-Поль Сартр, роман «Тошнота» — «бувильский джаз»: «Сейчас зазвучит припев - он-то и нравится мне больше всего, нравится, как он круто выдается вперед, точно скала в море. Пока что играет джаз; мелодии нет, просто ноты, мириады крохотных толчков. Они не знают отдыха, неумолимая закономерность вызывает их к жизни и истребляет, не давая им времени оглянуться, пожить для себя… Мне хотелось бы их удержать, но я знаю: если мне удастся остановить одну из этих нот, у меня в руках окажется всего лишь вульгарный, немощный звук».
«Песня Some of These Days играет в романе Сартра не только символическую, но и структурную роль, она становится центром произведения, импульсом к преодолению тошноты главным героем. Джаз с его полиритмией, синкопированным ритмом и частой модуляцией тональности становится воплощением свободы выбора в музыке, его можно назвать музыкальным экзистенциализмом, который противостоит тошноте города. …В этом повседневном отчаянии Антуану может помочь только джаз: «Первые ноты джазовой мелодии, они сразу прогоняют скуку, уплотняют время». Уплотненное время для Антуана ценнее растянутого, поскольку любое развертывание во времени или пространстве связано с тошнотой. Именно поэтому ноты, которые в своем воображении видит Рокантен, — черные, четкие, нанизанные, «маленькие толчки». Основной признак нот – это их четкость и оформленность, что противостоит тошноте. Вещи же во время тошноты больше «похожи на пасту», они растворяются, расплываются (подробнее: ).
Сергей Довлатов писал: «Сартр хотел… писать синкопами, чтобы создавать собственные совершенные мгновения на письме».
