Самый известный текст С. Довлатова о джазе – рассказ о таллиннских гастролях Оскара Питерсона «Ремесло».
«…Джаз и письмо – это всегда две стороны совершенного момента, недаром в джазовом такте нет устойчивой сильной судьбы, как в предложении – устойчивого повторяющегося ударения». «Джаз – это мы сами в лучшие часы нашей жизни».
«Джаз привлекал С. Довлатова тем, что он создается на глазах у зрителя, без черновиков и без права на ошибку. Не поэтому ли сам Сергей любил называть себя не писателем, а рассказчиком? Ведь рассказ – это та же импровизация, то же тонкое искусство, которое невозможно отредактировать и изменить» (подробнее: )
Есть в структуре текстов Эдгара Доктороу синкопированность, и роман «Рэгтайм» Василий Аксенов принял как вызов: как у американцев получается эта вольная проза с джазовым свингом? И он перевел его на русский так, как это мог сделать только Аксенов. И в его переводе «Рэгтайм» стал фактом русского литературного джаза.
«Многие истории жизни – это ноты регтайма» (Э. Доктороу).
Проза Василия Аксенова. «Джаз был для него музыкальным фоном оттепели. Его персонажи либо играют сами, либо неплохо в нем разбираются и способны отличить Джерри Маллигана от Стена Гетца. Аксенов не раз пытался передать языковыми средствами саксофонные арии, а [современный литературовед, имя которого знает каждый] удачно охарактеризовал всю его манеру письма как «джазовую необязательность стиля».
«…Джаз был больше, чем просто фоном или стилем. Для поколения, выросшего в войну, …джаз был связью с остальным человечеством, убедительнейшим доказательством того, что за железным занавесом тоже есть жизнь. Слушать (тем более играть) Sentimental Journey или Melancholy Baby было знаком фронды, в шестидесятые вполне допустимой, потом все более дерзкой».
«…Московский комсомол открыл несколько джазовых кафе. Одно из них, «Синяя птица» на Малой Дмитровке, даже попало в роман «Ожог», а знаменитый саксофонист Алексей Козлов узнал себя в аксеновском герое Самсике Саблере (подробнее: ).
«Аксенов как никто другой чувствовал, что ломаный джазовый ритм идеально соответствует Москве с ее эклектикой, напластованиями эпох и лабиринтом переулков. Хаотичному, расползающемуся во все стороны без всякого плана городу как нельзя лучше подходили импровизации Козлова и Колтрейна. «Джазовая необязательность стиля» — это не только о «Затоваренной бочкотаре», но и об Арбате, вообще старом городе, который существует помимо всех лозунгов и съездов. Короче, о другой Москве» (подробнее: )
В романе В. Аксенова «Скажи изюм» главное — «принципиальная несводимость Москвы к чему-то одному. Посреди бруталистского сталинского ампира всегда найдется место архитектурной фиге в кармане. Город сам диссидентствует или по крайней мере утекает меж пальцев стареющей власти — как в чистом виде «пространство вненаходимости» Юрчака. Аксенов точно угадывает потенции этого места, то, чем оно может стать. Вот про Арбат там же (год написания — 1983-й, на минуточку):
«Будь у нас нормальная жизнь, Арбат превратился бы в то, что в американских больших городах называется «вилэдж», были бы стильные бутики, джазовые клубы, диско, открытые всю ночь книжные лавки и галереи, кафе. Всю ночь бы тут колобродил народ, невзирая на перепады температуры».
«В книгах врача-джазмена этот город уже встает перед читателем. …В мастерской всемирно известного, но нищего скульптора стоят статуи, напоминающие об античности без посредничества «Девушки с веслом»; сталинская высотка на Котельнической набережной обещает светлое будущее, в котором не будет места ее вдохновителю; и даже на Красную площадь может прилететь ангел с фотоаппаратом. Москва Аксенова — не анти- , скорее асоветская, параллельная решениям партии, но при этом не сказочная, мгновенно опознаваемая по тысяче деталей. Порт пяти морей, место встречи со всем миром, джазовая мелодия, которую никак не забыть».
«Отзвуки ярких впечатлений молодости звучат в его американских записках «В поисках грустного бэби», где Аксенов в свойственной ему ироничной манере описывает поход студентов-оболтусов в ресторан в день смерти Сталина. …Как отмечает саксофонист Алексей Козлов, Василий Аксёнов обладал чувством драйва и был способен передать воздействие джаза литературными средствами». «И в заключении — слова, которые Аксёнов вложил в уста нашего джазового философа и учителя, Леонида Борисовича Переверзева: «Прошу вас, сядьте, — говорил он публике со сцены перед началом большого концерта однажды, — прошу вас, прекратите стучать стульями, хрустеть фольгой, цокать языками, щелкать пальцами, сморкаться носами и хохотать языками при помощи зубов. Прошу вас — дайте музыкантам играть: ведь жизнь коротка, а музыка прекрасна» («Золотая наша железка»).
