«И наконец явился в свет…»
200 лет назад вышел из печати Евгений Онегин: 18 февраля (1марта) 1825 года первая глава «Евгения Онегина» была напечатана отдельной книжкой: «Продается в книжном магазине И.В. Сленина, у Казанского моста, по 5 руб.» Внутреннее время романа в стихах, «время действия», началось в 1819-м и закончилось в 1825-м.
(картинки взяты из сети)
«Пушкин… это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет» (Н.В. Гоголь).
«А где, бишь, мой рассказ несвязный?»: ранние иллюстрации «Евгения Онегина» в собрании сочинений А.С. Пушкина серии «Библиотека великих писателей» под редакцией С.Л. Венгерова (издательство «Брокгауз – Ефрон», третий том, 1909)
Первым иллюстратором (кстати, и слова такого еще не было в книжной среде) своих творений был сам Пушкин – в его рукописях, в том числе «Евгения Онегина», сохранилось около двух тысяч лаконичных и выразительных зарисовок. Следуя потоку сознания, он набрасывал пером – в свободной технике, без прорисовки карандашом – портреты, пейзажи, интерьеры, сценки.
В ноябре 1824 года поэт послал из Михайловского в Петербург брату Льву Сергеевичу, который был по сути его литературным секретарем, письмо с одним из своих эскизов-рисунков: автор-рассказчик «с Онегиным моим» стоит на берегу Невы спиной к Зимнему дворцу, лицом к Петропавловской крепости (между прочим, пушкинский ответ на дискуссионный вопрос: кто здесь главный герой). Надпись на рисунке: «Брат, вот тебе картинка для Онегина – найди искусный и быстрый карандаш. Если и будет другая, так чтоб все в том же местоположении. Та же сцена, слышишь ли? Это мне нужно непременно».
Александр Нотбек, выпускник Академии художеств, впоследствии академик, за работу взялся, но задачу не понял и развернул Онегина с рассказчиком спиной к крепости.
«С художниками нашими невозможно иметь дела. Они все побочные дети Аполлона: не понимают нас они…» (П. А. Плетнев).
По рисункам А.В. Нотбека шесть гравюр в технике классической резцовой гравюры на меди (С. Галактионова, Е. Гейтмана, А. Збруева, М. Иванова, И. Ческого) были помещены в «Невском альманахе» в 1829 году – по одной картинке на каждую изданную к тому моменту главу. Пушкин отозвался на публикацию картинок Нотбека двумя грубоватыми эпиграммами, напомним одну из них:
Вот перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись <…> о гранит,
Сам Александр Сергеевич Пушкин
С мосьё Онегиным стоит.
Не удостаивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал гордо задом:
Не плюй в колодец, милый мой.
Венгеров из этой серии выбрал для своего издания эпизод святочного гадания во дворе.
Морозна ночь, всё небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течёт так тихо, так согласно...
Татьяна на широкой двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в тёмном зеркале одна
Дрожит печальная луна...
В «Невском альманахе» была запечатлена и неразгаданная «горожанка молодая», навестившая могилу Ленского.
«Мой неисправленный чудак» – таким Пушкин видел Онегина (атрибуция в наше время оспорена, но верим Венгерову).
Зафиксирован пером Пушкина и Ленский, «с душою прямо геттингенской».
Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна,
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его приять оковы
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника…
"Русский художественный листок В. Тимма" (№ 9, 1862 г.) изложил вкратце сюжет романа.
Однако содержание «Евгения Онегина» выплескивается за рамки фабульных событий – оно эпично: «в поэтический бокал / воды я много подмешал». И Венгеров сопровождает текст изображениями, напрямую к «Евгению Онегину» не относящимися. Например, Пушкин упоминает альбомы, «...украшенные проворно // Толстого кистью чудотворной»... – поэт мечтал о его иллюстрациях к своему творению.
«Что если бы волшебная кисть Ф. Толстого? Нет, слишком дорога. А ужасть как мила!»
И Венгеров добавил в свое издание работу Толстого.
На правах редактора он обогатил текст и картинками из модных журналов.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
Добавлены Венгеровым и виды Петербурга.
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден…
И пейзажи перечисленных мест странствий Онегина.
В середине века появились настоящие книжные иллюстрации – с прорисовкой художественного мира и героев. Эпизодический персонаж, которого помнит, наверное, каждый, визуализирован одним из лучших рисовальщиков эпохи Иваном Пановым.
«Среди посредственных и безликих иллюстраций, решенных в стиле жанровых зарисовок натуральной школы или салонно-академической манере, отчасти или полностью искажающих эстетические каноны пушкинской поры, заслуживают внимания две большие серии, посвященные «Евгению Онегину»: 48 карандашных рисунков П.П. Соколова, («творца Татьяны»), и 56 акварелей Е.П. Самокиш-Судковской» (Смирнов-Сокольский Ник.).
И между тем луна сияла
И томным светом озаряла
Татьяны бледные красы,
И распущенные власы,
И капли слез, и на скамейке
Пред героиней молодой,
С платком на голове седой,
Старушку в длинной телогрейке;
И все дремало в тишине
При вдохновительной луне.
«Рисунки П.П. Соколова, выполненные в 1855–1860-е годы, составили целый альбом. … Судьба рисунков Соколова к «Евгению Онегину» оставалась неизвестной до начала 90-х годов XIX века, когда В.Г. Готье разыскал альбом и издал его фототипическим способом в количестве 200 экземпляров. Под рисунками, карандашом же, рукой художника был написан и весь текст «Евгения Онегина»… Иллюстрации Павла Петровича Соколова тщательно выполнены и не лишены изысканности».
Гравюра на стали «Татьяна» (1862) М. О. Микешина станет первым бесспорно удачным опытом иллюстрации романа в стихах.
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Письмо готово, сложено...
Татьяна! для кого ж оно?
Момент, запечатленный скульптором Парменом Петровичем Забелло.
Что ж он? Ужели подражанье,
Ничтожный призрак, иль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Чужих причуд истолкованье,
Слов модных полный лексикон?..
Уж не пародия ли он?
В 1886 году образ Татьяны сотворил и явил читателям М.П. Клодт.
К.А. Коровин выполнил восемь иллюстраций «Евгению Онегину», Венгеров воспроизвел одну из них.
В 1899 году И.М. Репин запечатлел драматичную, провидческую мизансцену дуэли между друзьями в необычной для себя технике – акварелью и белилами.
Но от друзей спаси нас, боже!
Уж эти мне друзья, друзья!
Об них недаром вспомнил я.
Елизавета Бём на рубеже веков создала первые русские мемы и «завирусила» их на открытках.
Е.П. Самокиш-Судковская представила «Евгения Онегина» как сентиментальный любовный роман – в стиле салонного реализма.
«Как жизнь поэта простодушна, как поцелуй любви мила» – не правда ли, прямое попадание в словесный образ, но без пушкинской иронии?
Но как-то взор его очей
Был чудно нежен. Оттого ли,
Что он и вправду тронут был,
Иль он, кокетствуя, шалил,
Невольно ль, иль из доброй воли,
Но взор сей нежность изъявил:
Он сердце Тани оживил.
Именно здесь, у Венгерова, впервые опубликована иллюстрация художника-силуэтиста Василия Васильевича Гельмерсена (1873–1937).
И наконец – портрет Онегина кисти Дмитрия Николаевича Кардовского в стиле «модерн».
Александр Сергеевич завершает лучшую (или нет?) свою жизнь гениальнейшими из гениальных «онегинских» строф.
Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья ль от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай Бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
…
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
«Конец» – и роман в стихах закрывается лирообразной виньеткой.
